Донна Харауэй и теория собаки

Максимилиан Неаполитанский
исследователь современной философии

Зоология не помешала бы многим философским дисциплинам, предметом которых является человек. Так считали французские философы Жиль Делёз и Феликс Гваттари, которые писали: «Человек-волк отомстит за себя, напомнив, что психоанализу недостает подлинно зоологического видения». Так же считает и Донна Харауэй, ставя в своей знаменитой работе «Когда виды встречаются» (When Species Meet) вопрос: «Где наш зоологический Маркс, когда он так нужен?»

Совместить исследования животных и работы механизмов капитализма — непростая задача. Несмотря на то, что Харауэй уже хорошо известная русскоязычному читателю по «Манифесту киборгов» и книге «Оставаясь со смутой», ее подход все равно прочитывается как оригинальный и в какой-то степени непривычный: в центре теоретической проблематики здесь — собаки.

Харауэй рассказывает «свои» истории, совмещая их с теоретическими выкладками. Она делает это не только для того, чтобы текст не был сухим и исключительно философским, но и показывает этим, как возможна концептуальная работа с фигурой животного. Харауэй проблематизирует, как собаки существуют в эпоху капитализма и становятся частью процессов товаризации, причем в амбивалентном ключе. Харауэй замечает, что эти животные являются одновременно и товарами, и потребителями товаров.

Тут появляется и одна из центральных проблем ее текста: идеи левых интеллектуалов затрагивали только мир людей, в то время как животные тоже требуют критической теории, которая помогала бы осмыслить положение тех, кто обычно не попадает в зону внимания философии. Харауэй задается вопросом, а что мог бы включить в себя «Биокапитал» — потенциальная работа нового зоологического Маркса.

Харауэй разбирает разные случаи социальных проблем собак, о которых важно рефлексировать. Она, например, обращается к наблюдению Дональда Маккейга, фермера-овцевода, который заметил, что с точки зрения классификации капиталистического мира пастушьи собаки располагаются где-то между категориями скота и вспомогательной рабочей силой, которой пользуются пастухи.

С помощью подобных примеров Харауэй показывает, что не только человек формирует образ жизни и поведение собак, но и сами животные оказывают форматирующие воздействие на людей — и своих хозяев, и тех, кто работает с собаками. «Отношения конститутивны: именно благодаря им собаки и люди формируются как исторические существа, как субъекты и объекты по отношению друг к другу», — замечает Харауэй.

В целом ее исследования обращаются к тому миру, «который дрожит во всех направлениях»: это хрупкие отношения людей и не-людей на поврежденной планете, у которых появляются схожие способы жить и умирать вместе. Создавать теории для собак — благородное философское дело, без которого невозможно представить пул задач актуальной мысли. Когда виды встречаются, происходят новые концептуальные открытия.